Четвертый голос – Осы – предположил:

– А может, нырнул?

Тихо вдохнув, Макс согнул ноги, опустился ниже. Вода захлестнула лицо, но сталкер не стал закрывать глаза и сквозь волнующуюся, быстро текущую в одном направлении грязную муть различил широкую темную массу вверху – мост, расчерченный узкими полосками светлых щелей, и берег канала в стороне.

На фоне неба возникла пара силуэтов, они будто струились, беспрерывно меняя очертания. Двое братьев склонились над каналом, вглядываясь. Макс не шевелился. Один силуэт переместился в сторону, увеличился… В груди уже жгло, громко колотилось сердце, стук глухо отдавался в ушах.

Силуэт исчез, и почти сразу пропал второй.

Болотник стал медленно распрямлять ноги, выдыхая. Дождавшись, когда лицо окажется над поверхностью, втянул ноздрями воздух, скосив глаза на берег. Приподнялся еще немного, чтобы лучше слышать. В ушах булькала и плескалась вода, но он разобрал голос Бати:

– Проверьте, чтоб оружие заряжено было. Оса, ты как?

– Плохо. Еж руку продырявил. Хорошо хоть левую…

– Стрелять можешь? Ладно. Иди через мост. Псих – вдоль канала влево, я – вправо. Охотник, вернись, погляди, может, он обошел нас как-то и к трубе вернулся. Все, пошли, темнеет уже.

Раздались шаги, под Осой затрещали доски, льющийся сквозь щели свет мигнул.

Макс не шевелился. Было холодно, он сцепил зубы. Течение норовило опрокинуть тело, унести вдоль канала – ступни все сильнее вдавливались в илистое дно, съезжая по нему, поднимая перед собой гору вязкой грязи. Больше здесь нельзя оставаться, скоро мышцы сведет судорогой от холода.

Вновь стук подошв, треск досок, тень…

Макс Болотник скинул с головы капюшон.

Потом присел, с головой уйдя под воду, оттолкнулся и прыгнул, выставив над собой нож.

Вылетев из воды, он прижался грудью к краю моста. Одной рукой обвив ноги Осы, рванул, повалил на доски и ударил.

Он собирался сразу перерезать Червю шею, чтобы тот не закричал, но грязная вода заливала глаза, и Макс немного промахнулся. Клинок вошел глубоко, пробив обе щеки, вспорол их, дойдя до углов разинутого рта, в вихре красных брызг вырвался наружу – и лицо Осы будто развалилось напополам, рот его стал сразу в два раза длиннее.

Оса завизжал на всю рощу. Макс выбрался на мосток, присев на краю, ударил еще раз. Крик смолк – зато сзади донесся другой, совсем близко. Схватив упавший обрез, Болотник повалился на бок, разворачиваясь. Вдоль канала бежал Псих. В руках Червя тоже был обрез, и они выстрелили одновременно. Ампула из оружия Болотника вонзилась Психу в бедро, а вторая попала в плечо лежащего Осы. Псих упал, тут же встал на колени и выдернул иглу. Макс успел сделать то же самое со второй, воткнувшейся в Осу, увидел, что ампула еще наполовину полна, зарядил оружие и опять выстрелил.

Он попал в грудь, и Псих повалился навзничь, задрав ноги. Из глубины рощи уже доносились крики приближающегося Бати. Макс перебрался через тело, перевернул мертвого Осу на спину, посадил и присел за ним, бросив обрез, отведя назад правую руку.

Из леса выбежал Охотник. Взгляд его метнулся влево, вправо, он увидел дергающегося на земле Психа, сидящего посреди моста второго брата…

– Оса, что здесь?! – закричал он, бросаясь к нему, и тогда наконец заметил притаившегося позади Болотника.

Червь остановился, вскинув обрез. Макс ждал. Его голова торчала над плечом Осы, левая рука обхватила тело за грудь, поддерживая, правая была отведена назад. Охотник вновь побежал к мосту, на ходу целясь, но пока не решаясь стрелять: он не знал, что брат мертв, и боялся попасть в него.

Когда Охотник очутился ближе, Макс, резко выдохнув, махнул рукой над телом мертвеца – нож с узким клинком и обмотанной волчьей лозой рукоятью вонзился в левую половину татуированной груди под распахнутой жилеткой.

Охотник выстрелил, затем длинные ноги подкосились, и он рухнул лицом вниз.

Ампула из его обреза воткнулась в живот Осы. Болотник наклонился над упавшим телом, потом выпрямился, краем глаза заметив движение слева, и отскочил назад.

– Охотник, Оса! – Батя бежал вдоль канала, и Макс метнулся на другой берег, туда, где были мишени.

Сделав несколько шагов, он сообразил, что не заметил в руках старшего Червя огнестрельного оружия, лишь какие-то крюки. Тогда зачем убегать и прятаться? Его «маузер» после купания в канале не будет стрелять, но это не важно, если у Бати нет обреза…

Железный крюк ударил его в поясницу. Заточенный конец не смог пробить прошитую неопреновыми нитями ткань, но удар был такой силы, что Болотник рухнул как подкошенный; спину прожгла боль, словно бешено вращающееся сверло взлетело вдоль позвоночного столба, круша кости… Макс замер лицом вниз возле деревянной мишени, вытянув одну руку, а вторую подведя по тело. Он слышал хриплое дыхание, быстрые шаги… Они стихли, прямо над ним раздалось сопение. Болотник не видел этого, но хорошо представлял себе, как старший Червь замер, широко расставив ноги, занеся над головой острый металлический крюк, собираясь наклониться и обрушить его на затылок врага…

Секунда. Еще одна.

Батя что-то с ненавистью прохрипел.

Шелест – он наклонился.

Макс развернулся, вскидывая руку. В ней была зажата почти пустая ампула, которую он выдернул из Осы.

Крюк врезался в землю возле уха, а игла вошла в кадык Бати. Макс подался вверх, согнув кисть, ладонью вбивая иглу вместе с ампулой глубже в горло Червя.

Батя упал на колени, выпустив крюк. Болотник убрал руку и увидел, что ампула целиком исчезла в шее. Тугой струйкой брызнула кровь, попала Максу в лицо. Батя растопырил руки и странно замахал ими, словно цыпленок крылышками, – всполошенно, беззащитно. Голова все больше откидывалась, он пытался вздохнуть, но с каждым содроганием грудной клетки из горла вырывался лишь тонкий свист, а струйка, почти опавшая, вновь начинала бить сильнее, как вода из колонки, когда кто-то налегает на рычаг.

Сидящий Болотник поднял ногу и пнул Червя – тот тяжело повалился на спину. Руки взлетели последний раз, опустились, ударив ладонями по земле, и свист смолк.

Макс попытался встать, но боль вновь прострелила поясницу. Неподалеку валялся крюк – Червь метнул его с такой силой, что он погнулся от удара. Несколько минут Болотник лежал, приходя в себя, потом, придерживаясь за мишень, встал и побрел прочь. По дороге вытащил из груди Охотника нож, вытер лезвие о жилетку мертвеца. Подошел к Психу – лежа на спине, тот дергался и подвывал, уставившись в небо выпученными глазами, рвал на себе одежду, колотил по земле руками и ногами. Губы его были искусаны так, что превратились в две окровавленные рваные тряпочки. Он не видел склонившегося над ним человека и, должно быть, не понимал, где находится, что происходит: сознание его затопили галлюцинации.

Болотник развернулся и пошел прочь, кривясь от боли в спине. Она постепенно стихала – но очень медленно, а ведь ему предстояло нагнать тех двоих, успевших уехать далеко вперед…